Александр Островский
Драма в пяти действиях
Лица
, купец, значительное лицо в городе [1].
, племянник его, молодой человек, порядочно образованный.
(Кабаниха), богатая купчиха, вдова.
, ее сын.
, жена его.
, сестра Тихона.
, мещанин, часовщик-самоучка, отыскивающий перпетуум-мобиле.
, молодой человек, конторщик Дикова.
, мещанин.
, странница.
, девка в доме Кабановой.
, старуха 70-ти лет, полусумасшедшая.
Действие происходит в городе Калиново, на берегу Волги, летом. Между 3 и 4 действиями проходит 10 дней.
Действие первое
Общественный сад на высоком берегу Волги; за Волгой сельский вид. На сцене две скамейки и несколько кустов.
Явление первое
сидит на скамье и смотрит за реку. и прогуливаются.
(поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш!
. А что?
. Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется.
. Нешто́!
. Восторг! А ты: «нешто́!» Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита.
. Ну, да ведь с тобой что толковать! Ты у нас антик, химик!
. Механик, самоучка-механик.
. Все одно.
Молчание.
(показывая в сторону). Посмотри-ка, брат Кудряш, кто это там так руками размахивает?
. Это? Это Дико́й племянника ругает.
. Нашел место!
. Ему везде место. Боится, что ль, он кого! Достался ему на жертву Борис Григорьич, вот он на нем и ездит.
. Уж такого-то ругателя, как у нас Савел Прокофьич, поискать еще! Ни за что человека оборвет.
. Пронзительный мужик!
. Хороша тоже и Кабаниха.
. Ну, да та хоть по крайности все под видом благочестия, а этот как с цепи сорвался!
. Унять-то ею некому, вот он и воюет!
. Мало у нас парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили.
. А что бы вы сделали?
. Постращали бы хорошенько.
. Как это?
. Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался. А про нашу науку-то и не пикнул бы никому, только бы ходил да оглядывался.
. Недаром он хотел тебя в солдаты-то отдать.
. Хотел, да не отдал, так это все одно что ничего. Не отдаст он меня: он чует носом-то своим, что я свою голову дешево не продам. Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею.
. Ой ли!
. Что тут: ой ли! Я грубиян считаюсь; за что ж он меня держит? Стало быть, я ему нужен. Ну, значит, я его и не боюсь, а пущай же он меня боится.
. Уж будто он тебя и не ругает?
. Как не ругать! Он без этого дышать не может. Да не спускаю и я: он — слово, а я — десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану.
. С него, что ль, пример брать! Лучше уж стерпеть.
. Ну, вот, коль ты умен, так ты его прежде учливости-то выучи, да потом и нас учи! Шаль, что дочери-то у него подростки, больших-то ни одной нет.
. А то что бы?
. Я б его уважил. Больно лих я на девок-то!
Проходят и . Кулигин снимает шапку.
(Кудряшу). Отойдем к стороне: еще привяжется, пожалуй.
Отходят.
Явление второе
Те же, и .
. Баклуши ты, что ль, бить сюда приехал! Дармоед! Пропади ты пропадом!
. Праздник; что дома-то делать!
. Найдешь дело, как захочешь. Раз тебе сказал, два тебе сказал: «Не смей мне навстречу попадаться»; тебе все неймется! Мало тебе места-то? Куда ни поди, тут ты и есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты как столб стоишь-то! Тебе говорят аль нет?
. Я и слушаю, что ж мне делать еще!
(посмотрев на Бориса). Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом. (Уходя.) Вот навязался! (Плюет и уходит.)
Явление третье
, , и .
. Что у вас, сударь, за дела с ним? Не поймем мы никак. Охота вам жить у него да брань переносить.
. Уж какая охота, Кулигин! Неволя.
. Да какая же неволя, сударь, позвольте вас спросить. Коли можно, сударь, так скажите нам.
. Отчего ж не сказать? Знали бабушку нашу, Анфису Михайловну?
. Ну, как не знать!
. Как не знать!
. Батюшку она ведь невзлюбила за то, что он женился на благородной. По этому-то случаю батюшка с матушкой и жили в Москве. Матушка рассказывала, что она трех дней не могла ужиться с родней, уж очень ей дико казалось.
. Еще бы не дико! Уж что говорить! Большую привычку нужно, сударь, иметь.
. Воспитывали нас родители в Москве хорошо, ничего для нас не жалели. Меня отдали в Коммерческую академию, а сестру в пансион, да оба вдруг и умерли в холеру; мы с сестрой сиротами и остались. Потом мы слышим, что и бабушка здесь умерла и оставила завещание, чтобы дядя нам заплатил часть, какую следует, когда мы придем в совершеннолетие, только с условием.
. С каким же, сударь?
. Если мы будем к нему почтительны.
. Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда.
. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, наругается всячески, как его душе угодно, а кончит все-таки тем, что не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало.
. Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, не́што кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны?
. Ну да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Чрез это я своих обидеть должен!»
. Значит, сударь, плохо ваше дело.
. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была, и представить страшно.
. Уж само собой. Нешто они обращение понимают?
. Как же вы у него живете, сударь, на каком положении?
. Да ни на каком: «Живи, говорит, у меня, делай, что прикажут, а жалованья, что положу». То есть через год разочтет, как ему будет угодно.
. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «Ты, говорит, почем знаешь, что я на уме держу? Нешто ты мою душу можешь знать! А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам». Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
. Что ж делать-то, сударь! Надо стараться угождать как-нибудь.
. В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то никак угодить не могут; а уж где ж мне!
. Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
. Тетка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! голубчики, не рассердите!»
. Да нешто убережешься! Попал на базар, вот и конец! Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом и пошел на весь день.
. Одно слово: воин!
. Еще какой воин-то!
. А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого он обругать не смеет; тут уж домашние держись!
. Батюшки! Что смеху-то было! Как-то его на Волге, на перевозе, гусар обругал. Вот чудеса-то творил!
. А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам.
. Что это? Никак, народ от вечерни тронулся?
Проходят в глубине сцены.
. Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то?
Кланяются и уходят.
. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак.
. И не привыкнете никогда, сударь.
. Отчего же?
. Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной, не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, говорит, Савел Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!» Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу, да и говорит: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами об таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое истеряно. А те им, за малую благостыню, на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся-судятся здесь, да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их, волочат; а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. «Я, говорит, потрачусь, да уж и ему станет в копейку». Я было хотел все это стихами изобразить…
. А вы умеете стихами?
. По-старинному, сударь. Поначитался-таки Ломоносова, Державина… Мудрец был Ломоносов, испытатель природы… А ведь тоже из нашего, из простого звания.
. Вы бы и написали. Это было бы интересно.
. Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать! Вот еще про семейную жизнь хотел я вам, сударь, рассказать; да когда-нибудь в другое время. А тоже есть что послушать.
Входят и .
. Бла-алепие, милая, бла-алепие! Красота дивная! Да что уж говорить! В обетованной земле живете! И купечество все народ благочестивый, добродетелями многими украшенный! Щедростью и подаяниями многими! Я так довольна, так, матушка, довольна, по горлушко! За наше неоставление им еще больше щедрот приумножится, а особенно дому Кабановых.
Уходят.
. Кабановых?
. Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем.
Молчание.
Только б мне, сударь, перепету-мобиль найти!
. Что ж бы вы сделали?
. Как же, сударь! Ведь англичане миллион дают; я бы все деньги для общества и употребил, для поддержки. Работу надо дать мещанству-то. А то руки есть, а работать нечего.
. А вы надеетесь найти перпетуум-мобиле?
. Непременно, сударь! Вот только бы теперь на модели деньжонками раздобыться. Прощайте, сударь! (Уходит.)
Явление четвертое
(один). Жаль его разочаровывать-то! Какой хороший человек! Мечтает себе и счастлив. А мне, видно, так и загубить свою молодость в этой трущобе. Уж ведь совсем убитый хожу, а тут еще дурь в голову лезет! Ну, к чему пристало! мне ли уж нежности заводить? Загнан, забит, а тут еще сдуру-то влюбляться вздумал. Да в кого! В женщину, с которой даже и поговорить-то никогда не удастся. (Молчание.) А все-таки нейдет она у меня из головы, хоть ты что хочешь. Вот она! Идет с мужем, ну и свекровь с ними! Ну не дурак ли я! Погляди из-за угла, да и ступай домой. (Уходит.)
С противоположной стороны входят , , и .
Явление пятое
, , и .
. Если ты хочешь мать послушать, так ты, как приедешь туда, сделай так, как я тебе приказывала.
. Да как же я могу, маменька, вас ослушаться!
. Не очень-то нынче старших уважают.
(про себя). Не уважишь тебя, как же!
. Я, кажется, маменька, из вашей воли ни на шаг.
. Поверила бы я тебе, мой друг, кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала, каково теперь стало почтение родителям от детей-то! Хоть бы то-то помнили, сколько матери болезней от детей переносят.
. Я, маменька…
. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! А, как ты думаешь?
. Да когда же я, маменька, не переносил от вас?
. Мать стара, глупа; ну, а вы, молодые люди, умные, не должны с нас, дураков, и взыскивать.
(вздыхая в сторону). Ах ты, господи! (Матери.) Да смеем ли мы, маменька, подумать!
. Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить. Ну, а это нынче не нравится. И пойдут детки-то по людям славить, что мать ворчунья, что мать проходу не дает, со свету сживает. А, сохрани господи, каким-нибудь словом снохе не угодить, ну и пошел разговор, что свекровь заела совсем.
. Нешто, маменька, кто говорит про вас?
. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы я слышала, я бы с тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий! Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
. Да отсохни язык…
. Полно, полно, не божись! Грех! Я уж давно вижу, что тебе жена милее матери. С тех пор как женился, я уж от тебя прежней любви не вижу.
. В чем же вы, маменька, это видите?
. Да во всем, мой друг! Мать чего глазами не увидит, так у нее сердце вещун, она сердцем может чувствовать. Аль жена тебя, что ли, отводит от меня, уж не знаю.
. Да нет, маменька! что вы, помилуйте!
. Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты, да и Тихон тоже тебя любит.
. Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не спрашивают. Не заступайся, матушка, не обижу небось! Ведь он мне тоже сын; ты этого не забывай! Что ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то ты это всем доказываешь.
(про себя). Нашла место наставления читать.
. Ты про меня, маменька, напрасно это говоришь. Что при людях, что без людей, я все одна, ничего я из себя не доказываю.
. Да я об тебе и говорить не хотела; а так, к слову пришлось.
. Да хоть и к слову, за что ж ты меня обижаешь?
. Экая важная птица! Уж и обиделась сейчас.
. Напраслину-то терпеть кому ж приятно!
. Знаю я, знаю, что вам не по нутру мои слова, да что ж делать-то, я вам не чужая, у меня об вас сердце болит. Я давно вижу, что вам воли хочется. Ну что ж, дождетесь, поживете и на воле, когда меня не будет. Вот уж тогда делайте что хотите, не будет над вами старших. А может, и меня вспомянете.
. Да мы об вас, маменька, денно и нощно бога молим, чтобы вам, маменька, бог дал здоровья и всякого благополучия и в делах успеху.
. Ну, полно, перестань, пожалуйста. Может быть, ты и любил мать, пока был холостой. До меня ли тебе; у тебя жена молодая.
. Одно другому не мешает-с: жена само по себе, а к родительнице я само по себе почтение имею.
. Так променяешь ты жену на мать? Ни в жизнь я этому не поверю.
. Да для чего же мне менять-с? Я обеих люблю.
. Ну да, да, так и есть, размазывай! Уж я вижу, что я вам помеха.
. Думайте как хотите, на все есть ваша воля; только я не знаю, что я за несчастный такой человек на свет рожден, что не могу вам угодить ничем.
. Что ты сиротой-то прикидываешься! Что ты нюни-то распустил? Ну, какой ты муж? Посмотри ты на себя! Станет ли тебя жена бояться после этого?
. Да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня любит.
. Как зачем бояться! Как зачем бояться! Да ты рехнулся, что ли? Тебя не станет бояться, меня и подавно. Какой же это порядок-то в доме будет? Ведь ты, чай, с ней в законе живешь. Али, по-вашему, закон ничего не значит? Да уж коли ты такие дурацкие мысли в голове держишь, ты бы при ней-то, по крайней мере, не болтал да при сестре, при девке; ей тоже замуж идти: этак она твоей болтовни наслушается, так после муж-то нам спасибо скажет за науку. Видишь ты, какой еще ум-то у тебя, а ты еще хочешь своей волей жить.
. Да я, маменька, и не хочу своей волей жить. Где уж мне своей волей жить!
. Так, по-твоему, нужно все лаской с женой? Уж и не прикрикнуть на нее, и не пригрозить?
. Да я, маменька…
(горячо). Хоть любовника заводи! А! И это, может быть, по-твоему, ничего? А! Ну, говори!
. Да, ей-богу, маменька…
(совершенно хладнокровно). Дурак! (Вздыхает.) Что с дураком и говорить! только грех один!
Молчание.
Я домой иду.
. И мы сейчас, только раз-другой по бульвару пройдем.
. Ну, как хотите, только ты смотри, чтобы мне вас не дожидаться! Знаешь, я не люблю этого.
. Нет, маменька! Сохрани меня господи!
. То-то же! (Уходит.)
Явление шестое
без Кабановой.
. Вот видишь ты, вот всегда мне за тебя достается от маменьки! Вот жизнь-то моя какая!
. Чем же я-то виновата?
. Кто ж виноват, я уж не знаю.
. Где тебе знать!
. То все приставала: «Женись да женись, я хоть бы поглядела на тебя, на женатого»! А теперь поедом ест, проходу не дает — все за тебя.
. Так нешто она виновата! Мать на нее нападает, и ты тоже. А еще говоришь, что любишь жену. Скучно мне глядеть-то на тебя. (Отворачивается.)
. Толкуй тут! Что ж мне делать-то?
. Знай свое дело — молчи, коли уж лучше ничего не умеешь. Что стоишь — переминаешься? По глазам вижу, что у тебя и на уме-то.
. Ну, а что?
. Известно что. К Савелу Прокофьичу хочется, выпить с ним. Что, не так, что ли?
. Угадала, брат.
. Ты, Тиша, скорей приходи, а то маменька опять браниться станет.
. Ты проворней, в самом деле, а то знаешь ведь!
. Уж как не знать!
. Нам тоже не велика охота из-за тебя брань-то принимать.
. Я мигом. Подождите! (Уходит.)
Явление седьмое
и .
. Так ты, Варя, жалеешь меня?
(глядя в сторону). Разумеется, жалко.
. Так ты, стало быть, любишь меня? (Крепко целует.)
. За что ж мне тебя не любить-то!
. Ну, спасибо тебе! Ты милая такая, я сама тебя люблю до смерти.
Молчание.
Знаешь, мне что в голову пришло?
. Что?
. Отчего люди не летают!
. Я не понимаю, что ты говоришь.
. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
. Что ты выдумываешь-то?
(вздыхая). Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем.
. Ты думаешь, я не вижу?
. Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собою водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы — у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!
. Да ведь и у нас то же самое.
. Да здесь все как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану — у нас тоже везде лампадки горели — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила — не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то.
. А что же?
(помолчав). Я умру скоро.
. Полно, что ты!
. Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то. Никогда со мной этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или… уж и не знаю.
. Что же с тобой такое?
(берет ее за руку). А вот что, Варя, быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что. (Хватается за голову рукой.)
. Что с тобой? Здорова ли ты?
. Здорова… Лучше бы я больна была, а то нехорошо. Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться — не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие. И то мне представляется, что мне самое себя совестно сделается. Что со мной? Перед бедой перед какой-нибудь это! Ночью, Варя, не спится мне, все мерещится шепот какой-то: кто-то так ласково говорит со мной, точно голубит меня, точно голубь воркует. Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы; а точно меня кто-то обнимает так горячо-горячо, и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду…
. Ну?
. Да что же это я говорю тебе: ты — девушка.
(оглядываясь). Говори! Я хуже тебя.
. Ну, что ж мне говорить? Стыдно мне.
. Говори, нужды нет!
. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая мысль придет на меня, что, кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись…
. Только не с мужем.
. А ты почем знаешь?
. Еще бы не знать!..
. Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой не делала! Не уйти мне от этого греха. Никуда не уйти. Ведь это нехорошо, ведь это страшный грех, Варенька, что я другова люблю?
. Что мне тебя судить! У меня свои грехи есть.
. Что же мне делать! Сил моих не хватает. Куда мне деваться; я от тоски что-нибудь сделаю над собой!
. Что ты! Что с тобой! Вот погоди, завтра братец уедет, подумаем; может быть, и видеться можно будет.
. Нет, нет, не надо! Что ты! Что ты! Сохрани господи!
. Чего ты так испугалась?
. Если я с ним хоть раз увижусь, я убегу из дому, я уж не пойду домой ни за что на свете.
. А вот погоди, там увидим.
. Нет, нет, и не говори мне, я и слушать не хочу!
. А что за охота сохнуть-то! Хоть умирай с тоски, пожалеют, что ль, тебя! Как же, дожидайся. Так какая ж неволя себя мучить-то!
Входит с палкой и в треугольных шляпах сзади.
Явление восьмое
и .
. Что, красавицы? Что тут делаете? Молодцов поджидаете, кавалеров? Вам весело? Весело? Красота-то ваша вас радует? Вот красота-то куда ведет. (Показывает на Волгу.) Вот, вот, в самый омут!
Варвара улыбается.
Что смеетесь! Не радуйтесь! (Стучит палкой.) Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимой! (Уходя.) Вон, вон куда красота-то ведет! (Уходит.)
Явление девятое
и .
. Ах, как она меня испугала! я дрожу вся, точно она пророчит мне что-нибудь.
. На свою бы тебе голову, старая карга!
. Что она сказала такое, а? Что она сказала?
. Вздор все. Очень нужно слушать, что она городит. Она всем так пророчит. Всю жизнь смолоду-то грешила. Спроси-ка, что об ней порасскажут! Вот умирать-то и боится. Чего сама-то боится, тем и других пугает. Даже все мальчишки в городе от нее прячутся, — грозит на них палкой да кричит (передразнивая): «Все гореть в огне будете!»
(зажмуриваясь). Ах, ах, перестань! У меня сердце упало.
. Есть чего бояться! Дура старая…
. Боюсь, до смерти боюсь! Все она мне в глазах мерещится.
Молчание.
(оглядываясь). Что это братец нейдет, вон, никак, гроза заходит.
(с ужасом). Гроза! Побежим домой! Поскорее!
. Что ты, с ума, что ли, сошла! Как же ты без братца-то домой покажешься?
. Нет, домой, домой! Бог с ним!
. Да что ты уж очень боишься: еще далеко гроза-то.
. А коли далеко, так, пожалуй, подождем немного; а право бы, лучше идти. Пойдем лучше!
. Да ведь уж коли чему быть, так и дома не спрячешься.
. Да все-таки лучше, все покойнее; дома-то я к образам да богу молиться!
. Я и не знала, что ты так грозы боишься. Я вот не боюсь.
. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Гром.
Ах!
входит.
. Вот братец идет. (Кабанову.) Беги скорей!
Гром.
. Ах! Скорей, скорей!
Примечания
1. ↑ Все лица, кроме Бориса, одеты по-русски.
закрыть
