Максим Горький
Та же обстановка.
Вечер. На нарах около печи , , и играют в карты. и наблюдают за игрой. на своих нарах играет в шашки с . сидит на табурете у постели . Ночлежка освещена двумя лампами: одна висит на стене около играющих в карты, другая — на нарах Бубнова.
. Еще раз играю, — больше не играю…
. Зоб! Пой! (Запевает.)
Солнце всходит и заходит…
(подхватывает голос).
А в тюрьме моей темно…
(Сатину). Мешай карта! Хорошо мешай! Знаем мы, какой-такой ты…
(вместе).
Дни и ночи часовые — э-эх!
Стерегут мое окно…
Стерегут мое окно…
. Побои… обиды… ничего кроме — не видела я… ничего не видела!
. Эх, бабочка! Не тоскуй!
. Куда ходишь! Гляди!..
. А-а! Так, так, так…
(грозя Сатину кулаком). Зачем карта прятать хочешь? Я вижу… э, ты!
. Брось, Асан! Все равно — они нас объегорят… Бубнов, заводи!
. Не помню — когда я сыта была… Над каждым куском хлеба тряслась… Всю жизнь мою дрожала… Мучилась… как бы больше другого не съесть… Всю жизнь в отрепьях ходила… всю мою несчастную жизнь… За что?
. Эх ты, детынька! Устала? Ничего!
(Кривому Зобу). Валетом ходи… валетом, черт!
. А у нас — король.
. Они всегда побьют.
. Такая у нас привычка…
. Дамка!
. И у меня… н-ну…
. Помираю, вот…
. Ишь, ишь как! Князь, бросай игру! Бросай, говорю!
. Он без тебя не понимает?
. Гляди, Андрюшка, как бы я тебя не швырнул ко всем чертям!
. Сдавай еще раз! Кувшин ходил за вода, разбивал себя… и я тоже!
Клещ, качая головой, отходит к Бубнову.
. Все думаю я: господи! Неужто и на том свете му́ка мне назначена? Неужто и там?
. Ничего не будет! Лежи, знай! Ничего! Отдохнешь там!.. Потерпи еще! Все, милая, терпят… всяк по-своему жизнь терпит… (Встает и уходит в кухню быстрыми шагами.)
(запевает).
Как хотите, стерегите…
.
Я и так не убегу…
В два голоса.
Мне и хочется на волю… эх!
Цепь порвать я не могу…
(кричит). А! Карта рукав совал!
(конфузясь). Ну… что же мне — в нос твой сунуть?
(убедительно). Князь! Ты ошибся… никто, никогда…
. Я видел! Жулик! Не буду играть!
(собирая карты). Ты, Асан, отвяжись… Что мы — жулики, тебе известно. Стало быть, зачем играл?
. Проиграл два двугривенных, а шум делаешь на трешницу… еще князь!
(горячо). Надо играть честна!
. Это зачем же?
. Как зачем?
. А так… Зачем?
. Ты не знаешь?
. Не знаю. А ты — знаешь?
Татарин плюет, озлобленный. Все хохочут над ним.
(благодушно). Чудак ты, Асан! Ты — пойми! Коли им честно жить начать, они в три дня с голоду издохнут…
. А мне какое дело! Надо честно жить!
. Заладил! Идем чай пить лучше… Бубен!
И-эх вы, цепи, мои цепи…
.
Да вы железны сторожа…
. Идем, Асанка! (Уходит, напевая.)
Не порвать мне, не разбить вас…
Татарин грозит Барону кулаком и выходит вслед за товарищем.
(Барону, смеясь). Вы, ваше вашество, опять торжественно сели в лужу! Образованный человек, а карту передернуть не можете…
(разводя руками). Черт знает, как она…
. Таланта нет… нет веры в себя… а без этого… никогда, ничего…
. У меня одна дамка… а у тебя две… н-да!
. И одна — не бедна, коли умна… ходи!
. Проиграли вы, Абрам Иваныч!
. Это не твое дело… понял? И молчи…
. Выигрыш — пятьдесят три копейки…
. Три копейки мне… А впрочем, зачем мне нужно три копейки?
(выходя из кухни). Ну, обыграли татарина? Водочку пить пойдете?
. Идем с нами!
. Посмотреть бы, каков ты есть пьяный!
. Не лучше трезвого-то…
. Идем, старик… я тебе продекламирую куплеты…
. Чего это?
. Стихи, — понимаешь?
. Стихи-и! А на что они мне, стихи-то?..
. Это — смешно… А иногда — грустно…
. Ну, куплетист, идешь? (Уходит с Бароном.)
. Иду… я догоню! Вот, например, старик, из одного стихотворения… начало я забыл… забыл! (Потирает лоб.)
. Готово! Пропала твоя дамка… ходи!
. Не туда я пошел… пострели ее!
. Раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем, у меня, старик, была хорошая память… А теперь вот… кончено, брат! Все кончено для меня! Я всегда читал это стихотворение с большим успехом… гром аплодисментов! Ты… не знаешь, что такое аплодисменты… это, брат, как… водка!.. Бывало, выйду, встану вот так… (Становится в позу.) Встану… и… (Молчит.) Ничего не помню… ни слова… не помню! Любимое стихотворение… плохо это, старик?
. Да уж чего хорошего, коли любимое забыл? В любимом — вся душа…
. Пропил я душу, старик… я, брат, погиб… А почему — погиб? Веры у меня не было… Кончен я…
. Ну, чего? Ты… лечись! От пьянства нынче лечат, слышь! Бесплатно, браток, лечат… такая уж лечебница устроена для пьяниц… чтобы, значит, даром их лечить… Признали, видишь, что пьяница — тоже человек… и даже — рады, когда он лечиться желает! Ну-ка вот, валяй! Иди…
(задумчиво). Куда? Где это?
. А это… в одном городе… как его? Название у него эдакое… Да я тебе город назову!.. Ты только вот чего: ты пока готовься! Воздержись… возьми себя в руки и — терпи… А потом — вылечишься… и начнешь жить снова… хорошо, брат, снова-то! Ну, решай… в два приема…
(улыбаясь). Снова… сначала… Это — хорошо. Н-да… Снова? (Смеется.) Ну… да! Я могу?!. Ведь могу, а?
. А чего? Человек — все может… лишь бы захотел…
(вдруг, как бы проснувшись). Ты — чудак! Прощай пока! (Свистит.) Старичок… прощай… (Уходит.)
. Дедушка!
. Что, матушка?
. Поговори со мной…
(подходя к ней). Давай, побеседуем…
Клещ оглядывается, молча подходит к жене, смотрит на нее и делает какие-то жесты руками, как бы желая что-то сказать.
Что, браток?
(негромко). Ничего… (Медленно идет к двери в сени, несколько секунд стоит пред ней и — уходит.)
(проводив его взглядом). Тяжело мужику-то твоему…
. Мне уж не до него…
. Бил он тебя?
. Еще бы… От него, чай, и зачахла…
. У жены моей… любовник был; ловко, бывало, в шатки играл, шельма…
. Мм-м…
. Дедушка! Говори со мной, милый… Тошно мне…
. Это ничего! Это — перед смертью… голубка. Ничего, милая! Ты — надейся… Вот, значит, помрешь, и будет тебе спокойно… ничего больше не надо будет, и бояться — нечего! Тишина, спокой… лежи себе! Смерть — она все успокаивает… она для нас ласковая… Помрешь — отдохнешь, говорится… верно это, милая! Потому — где здесь отдохнуть человеку?
входит. Он немного выпивши, растрепанный, мрачный. Садится у двери на нарах и сидит молча, неподвижно.
. А как там — тоже му́ка?
. Ничего не будет! Ничего! Ты — верь! Спокой и — больше ничего! Призовут тебя к господу и скажут: господи, погляди-ка, вот пришла раба твоя, Анна…
(строго). А ты почему знаешь, что там скажут? Эй, ты…
Пепел при звуке голоса Медведева поднимает голову и прислушивается.
. Стало быть, знаю, господин ундер…
(примирительно). М… да! Ну… твое дело… Хоша… я еще не совсем… ундер…
. Двух беру…
. Ах ты… чтоб тебе!..
. А господь — взглянет на тебя кротко-ласково и скажет: знаю я Анну эту! Ну, скажет, отведите ее, Анну, в рай! Пусть успокоится… знаю я, жила она — очень трудно… очень устала… Дайте покой Анне…
(задыхаясь). Дедушка… милый ты… кабы так! Кабы… покой бы… не чувствовать бы ничего…
. Не будешь! Ничего не будет! Ты — верь! Ты — с радостью помирай, без тревоги… Смерть, я те говорю, она нам — как мать малым детям…
. А… может… может, выздоровлю я?
(усмехаясь). На что? На муку опять?
. Ну… еще немножко… пожить бы… немножко! Коли там муки не будет… здесь можно потерпеть… можно!
. Ничего там не будет!.. Просто…
(вставая). Верно… а может, и — не верно!
(пугливо). Господи…
. А, красавец…
. Кто орет?
(подходя к нему). Я! А что?
. Зря брешь, вот что! Человек должен вести себя смирно…
. Э… дубина!.. А еще — дядя… х-хо!
(Пеплу, негромко). Слышь, — не кричи! Тут — женщина помирает… уж губы у нее землей обметало… не мешай!
. Тебе, дед, изволь, — уважу! Ты, брат, молодец! Врешь ты хорошо… сказки говоришь приятно! Ври, ничего… мало, брат, приятного на свете!
. Вправду — помирает баба-то?
. Кажись, не шутит…
. Кашлять, значит, перестанет… Кашляла она очень беспокойно… Двух беру!
. Ах, пострели тебя в сердце!
. Абрам!
. Я тебе — не Абрам…
. Абрашка! Наташа — хворает?
. А тебе какое дело?
. Нет, ты скажи: сильно ее Василиса избила?
. И это дело не твое! Это — семейное дело… А ты — кто таков?
. Кто бы я ни был, а… захочу, и не видать вам больше Наташки!
(бросая игру). Ты — что говоришь? Ты — про кого это? Племянница моя чтобы… ах, вор!
. Вор, а тобой не пойман…
. Погоди! Я — поймаю… я — скоро…
. А поймаешь, — на горе всему вашему гнезду. Ты думаешь — я молчать буду перед следователем? Жди от волка толка! Спросят: кто меня на воровство подбил и место указал? Мишка Костылев с женой! Кто краденое принял? Мишка Костылев с женой!
. Врешь! Не поверят тебе!
. Поверят, потому — правда! И тебя еще запутаю… ха! Погублю всех вас, черти, — увидишь!
(теряясь). Врешь! И… врешь! И… что я тебе худого сделал? Пес ты бешеный…
. А что ты мне хорошего сделал?
. Та-ак!
(Луке). Ты… чего каркаешь? Твое тут — какое дело? Тут — семейное дело!
(Луке). Отстань! Не для нас с тобой петли вяжут.
(смиренно). Я ведь — ничего! Я только говорю, что, если кто кому хорошего не сделал, тот и худо поступил…
(не поняв). То-то! Мы тут… все друг друга знаем… а ты — кто такой! (Сердито фыркая, быстро уходит.)
. Рассердился кавалер… охо-хо, дела у вас, братцы, смотрю я… путаные дела!
. Василисе жаловаться побежал…
. Дуришь ты, Василий. Чего-то храбрости у тебя много завелось… гляди — храбрость у места, когда в лес по грибы идешь… а здесь она — ни к чему… Они тебе живо голову свернут…
. Н-ну, нет! Нас, ярославских, голыми руками не сразу возьмешь… Ежели война — будем воевать…
. А в самом деле, отойти бы тебе, парень, прочь с этого места…
. Куда? Ну-ка, выговори…
. Иди… в Сибирь!
. Эге! Нет, уж я погожу, когда пошлют меня в Сибирь эту на казенный счет…
. А ты слушай — иди-ка! Там ты себе можешь путь найти… Там таких — надобно!
. Мой путь — обозначен мне! Родитель всю жизнь в тюрьмах сидел и мне тоже заказал… Я когда маленький был, так уж в ту пору меня звали вор, воров сын…
. А хорошая сторона — Сибирь! Золотая сторона! Кто в силе да в разуме, тому там — как огурцу в парнике!
. Старик! Зачем ты все врешь?
. Ась?
. Оглох! Зачем врешь, говорю?
. Это в чем же вру-то я?
. Во всем… Там у тебя хорошо, здесь хорошо…. ведь — врешь! На что?
. А ты мне — поверь, да поди сам погляди… Спасибо скажешь… Чего ты тут трешься? И… чего тебе правда больно нужна… подумай-ка! Она, правда-то, может, обух для тебя…
. А мне все едино! Обух так обух…
. Да чудак! На что самому себя убивать?
. И чего вы оба мелете? Не пойму… Какой тебе, Васька, правды надо? И зачем? Знаешь ты правду про себя… да и все ее знают…
. Погоди, не каркай! Пусть он мне скажет… слушай, старик: бог есть?
Лука молчит, улыбаясь.
. Люди все живут… как щепки по реке плывут… строят дом… а щепки — прочь…
. Ну? Есть? Говори…
(негромко). Коли веришь, — есть; не веришь, — нет… Во что веришь, то и есть…
Пепел молча, удивленно и упорно смотрит на старика.
. Пойду, чаю попью… идемте в трактир? Эй!..
(Пеплу). Чего глядишь?
. Так… погоди!.. Значит…
. Ну, я один… (Идет к двери и встречается с Василисой.)
. Стало быть… ты…
(Бубнову). Настасья — дома?
. Нет… (Уходит.)
. А… пришла…
(подходя к Анне). Жива еще?
. Не тревожь…
. А ты… чего тут торчишь?
. Я могу уйти… коли надо…
(направляясь к двери в комнату Пепла). Василий! У меня к тебе дело есть…
Лука подходит к двери в сени, отворяет ее и громко хлопает ею. Затем — осторожно влезает на нары и — на печь.
(Из комнаты Пепла.) Вася… Поди сюда!
. Не пойду… не хочу…
. А… что же? На что гневаешься?
. Скушно мне… надоела мне вся эта канитель…
. И я… надоела?
. И ты…
Василиса крепко стягивает платок на плечах, пряжимая руки ко груди. Идет к постели Анны, осторожно смотрит за полог и возвращается к Пеплу.
Ну… говори…
. Что же говорить? Насильно мил не будешь… и не в моем это характере милости просить… Спасибо тебе за правду…
. Какую правду?
. А что надоела я тебе… али это не правда?
Пепел молча смотрит на нее.
(Подвигаясь к нему.) Что глядишь? Не узнаешь?
(вздыхая). Красивая ты, Васка…
Женщина кладет ему руку на шею, но он стряхивает руку ее движением плеча.
…а никогда не лежало у меня сердце к тебе… И жил я с тобой, и всё… а никогда ты не нравилась мне…
(тихо). Та-ак… Н-ну…
. Ну, не о чем нам говорить! Не о чем… иди от меня…
. Другая приглянулась?
. Не твое дело… И приглянулась — в свахи тебя не позову…
(значительно). А напрасно… Может, я бы и сосватала…
(подозрительно). Кого это?
. Ты знаешь… что притворяться? Василий… я — человек прямой… (Тише.) Скрывать не буду… ты меня обидел… Ни за что ни про что — как плетью хлестнул… Говорил — любишь… и вдруг…
. Вовсе не вдруг… я давно… души в тебе нет, баба… В женщине — душа должна быть… мы — звери… нам надо… надо нас — приучать… а ты — к чему меня приучила?..
. Что было — того нет… Я знаю — человек сам в себе не волен… Не любишь больше… ладно! Так тому и быть…
. Ну, значит, и — шабаш! Разошлись смирно, без скандала… и хорошо!
. Нет, погоди! Все-таки… когда я с тобой жила… я все дожидалась, что ты мне поможешь из омута этого выбраться… освободишь меня от мужа, от дяди… от всей этой жизни… И, может, я не тебя, Вася, любила, а… надежду мою, думу эту любила в тебе… Понимаешь? Ждала я, что вытащишь ты меня…
. Ты — не гвоздь, я — не клещи… Я сам думал, что ты, как умная… ведь ты умная… ты — ловкая!
(близко наклоняясь к нему). Вася! давай поможем друг другу…
. Как это?
(тихо, сильно). Сестра… тебе нравится, я знаю…
. За то ты и бьешь ее зверски! Смотри, Васка! Ее — не тронь…
. Погоди! Не горячись! Можно все сделать тихо, по-хорошему… Хочешь — женись на ней? И я тебе еще денег дам… целковых… триста! Больше соберу — больше дам…
(отодвигаясь). Постой… как это? За что?
. Освободи меня… от мужа! Сними с меня петлю эту…
(тихо свистит). Вон что-о! Ого-го! Это — ты ловко придумала… мужа, значит, в гроб, любовника — на каторгу, а сама…
. Вася! Зачем — каторга? Ты — не сам… через товарищей! Да если и сам, кто узнает? Наталья — подумай! Деньги будут… уедешь куда-нибудь… меня навек освободишь… и что сестры около меня не будет — это хорошо для нее. Видеть мне ее — трудно… злоблюсь я на нее за тебя… и сдержаться не могу… мучаю девку, бью ее… так — бью… что сама плачу от жалости к ней… А — бью. И — буду бить!
. Зверь! Хвастаешься зверством своим?
. Не хвастаюсь — правду говорю. Подумай, Вася… Ты два раза из-за мужа моего в тюрьме сидел… из-за его жадности… Он в меня, как клоп, впился… четыре года сосет! А какой он мне муж? Наташку теснит, измывается над ней, нищая, говорит! И для всех он — яд…
. Хитро ты плетешь…
. В речах моих — все ясно… Только глупый не поймет, чего я хочу…
осторожно входит и крадется вперед.
(Василисе). Ну… иди!
. Подумай! (Видит мужа.) Ты — что? За мной?
Пепел вскакивает и дико смотрит на Костылева.
. Это я… я! А вы тут… одни? А-а… Вы — разговаривали? (Вдруг топает ногами и громко визжит.) Васка… поганая! Нищая… шкура! (Пугается своего крика, встреченного молчанием и неподвижностью.) Прости, господи… опять ты меня, Василиса, во грех ввела… Я тебя ищу везде… (Взвизгивая.) Спать пора! Масла в лампады забыла налить… у, ты! Нищая… свинья… (Дрожащими руками машет на нее.)
Василиса медленно идет к двери в сени, оглядываясь на Пепла.
(Костылеву). Ты! Уйди… пошел!.. Костылев (кричит). Я — хозяин! Сам пошел, да! Вор…
(глухо). Уйди, Мишка…
. Не смей! Я тут… я тебя…
Пепел хватает его за шиворот и встряхивает. На печи раздается громкая возня и воющее позевыванье. Пепел выпускает Костылева, старик с криком бежит в сени.
(вспрыгнув на нары). Кто это… кто на печи?
(высовывая голову). Ась?
. Ты?!
(спокойно). Я… я самый… о, господи Исусе Христе!
(затворяет дверь в сени, ищет запора и не находит). А, черти… Старик, слезай!
. Сейча-ас… лезу…
(грубо). Ты зачем на печь залез?
. А куда надо было?
. Ведь… ты в сени ушел?
. В сенях, браточек, мне, старику, холодно…
. Ты… слышал?
. А — слышал! Как не слышать? Али я — глухой? Ах, парень, счастье тебе идет… Вот идет счастье!
(подозрительно). Какое счастье? В чем?
. А вот в том, что я на печь залез.
. А… зачем ты там возиться начал?
. Затем, значит, что — жарко мне стало… на твое сиротское счастье… И опять же, смекнул я, как бы, мол, парень-то не ошибся… не придушил бы старичка-то…
. Да-а… я это мог… ненавижу…
. Что мудреного? Ничего нет трудного… Часто эдак-то ошибаются…
(улыбаясь). Ты — что? Сам, что ли, ошибся однажды?
. Парень! Слушай-ка, что я тебе скажу: бабу эту — прочь надо! Ты ее — ни-ни! — до себя не допускай… Мужа — она и сама со света сживет, да еще половчее тебя, да! Ты ее, дьяволицу, не слушай… Гляди — какой я? Лысый… А отчего? От этих вот самых разных баб… Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было… А эта Василиса — она… хуже черемиса!
. Не понимаю я… спасибо тебе сказать, или ты… тоже…
. Ты — не говори! Лучше моего не скажешь! Ты слушай: которая тут тебе нравится, бери ее под руку, да отсюда — шагом марш! — уходи! Прочь уходи…
(угрюмо). Не поймешь людей! Которые — добрые, которые — злые!.. Ничего не понятно…
. Чего там понимать? Всяко живет человек… как сердце налажено, так и живет… сегодня — добрый, завтра— злой… А коли девка эта за душу тебя задела всурьез… уйди с ней отсюда, и кончено… А то — один иди… Ты — молодой, успеешь бабой обзавестись…
(берет его за плечо). Нет, ты скажи — зачем ты все это…
. Погоди-ка, пусти… Погляжу я на Анну… чего-то она хрипела больно… (Идет к постели Анны, открывает полог, смотрит, трогает рукой.)
Пепел задумчиво и растерянно следит за ним.
Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы твоей Анны с миром прими…
(тихо). Умерла?.. (Не подходя, вытягивается и смотрит на кровать.)
(тихо). Отмаялась!.. А где мужик-то ее?
. В трактире, наверно…
. Надо сказать…
(вздрагивая). Не люблю покойников…
(идет к двери). За что их любить?.. Любить — живых надо… живых…
. И я с тобой…
. Боишься?
. Не люблю…
Торопливо выходят. Пустота и тишина. За дверью в сени слышен глухой шум, неровный, непонятный. Потом — входит .
(останавливается, не затворяя двери, на пороге и, придерживаясь руками за косяки, кричит). Старик, эй! Ты где? Я — вспомнил… слушай. (Шатаясь, делает два шага вперед и, принимая позу, читает.)
Господа! Если к правде святой
Мир дорогу найти не умеет, —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
является сзади Актера в двери.
Старик!..
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло.
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь…
(смеется). Чучело! Нализался…
(оборачиваясь к ней). А-а, это ты? А — где старичок… милый старикашка? Здесь, по-видимому, — никого нет… Наташа, прощай! Прощай… да!
(входя). Не здоровался, а прощаешься…
(загораживая ей дорогу). Я — уезжаю, ухожу… Настанет весна — и меня больше нет…
. Пусти-ка… куда это ты?
. Искать город… лечиться… Ты — тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже собаки имеют клички…
Наташа осторожно обходит Актера, останавливается у кровати Анны, смотрит.
Без имени — нет человека…
. Гляди… голубчик… померла ведь…
(качая головой). Не может быть…
(отступая). Ей-богу… смотри…
(в двери). Чего смотреть?
. Анна-то… померла!
. Кашлять перестала, значит. (Идет к постели Анны, смотрит, идет на свое место.) Надо Клещу сказать… это — его дело…
. Я иду… скажу… потеряла имя!.. (Уходит.)
(посреди комнаты). Вот и я… когда-нибудь так же… в подвале… забитая…
(расстилая на своих нарах какое-то тряпье). Чего? Ты чего бормочешь?
. Так… про себя…
. Ваську ждешь? Гляди — сломит тебе голову Васька…
. А не все равно — кто сломит? Уж пускай лучше он…
(ложится). Ну, твое дело…
. Ведь вот… хорошо, что она умерла… а жалко… Господи!.. Зачем жил человек?
. Все так: родятся, поживут, умирают. И я помру… и ты… Чего жалеть?
Входят: , , и . Клещ идет сзади всех, медленно, съежившись.
. Ш-ш! Анна…
. Слышали… царство небесное, коли померла…
(Клещу). Надо вон тащить! Сени надо тащить! Здесь — мертвый — нельзя, здесь — живой спать будет…
(негромко). Вытащим…
Все подходят к постели. Клещ смотрит на жену через плечи других.
(Татарину). Ты думаешь — дух пойдет? От нее духа не будет… она вся еще живая высохла…
. Господи! Хоть бы пожалели… хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы…
. Ты, девушка, не обижайся… ничего! Где им… куда нам — мертвых жалеть? Э, милая! Живых — не жалеем… сами себя пожалеть-то не можем… где тут!
(зевая). И опять же — смерть слова не боится!.. Болезнь — боится слова, а смерть — нет!
(отходя). Полицию надо…
. Полицию — это обязательно! Клещ! Полиции заявил?
. Нет… Хоронить надо… а у меня сорок копеек всего…
. Ну, на такой случай — займи… а то мы соберем… кто пятак, кто — сколько может… А полиции заяви… скорее! А то она подумает — убил ты бабу… или что… (Идет к нарам и собирается лечь рядом с Татарином.)
(отходя к нарам Бубнова). Вот… будет она мне сниться теперь… мне всегда покойники снятся… боюсь идти одна… в сенях — темно…
(следуя за ней). Ты — живых опасайся… вот что я скажу…
. Проводи меня, дедушка…
. Идем… идем, провожу!
Уходят. Пауза.
. Охо-хо-о! Асан! Скоро весна, друг… тепло нам жить будет! Теперь уж в деревнях мужики сохи, бороны чинят… пахать налаживаются… н-да! А мы… Асан?.. Дрыхнет уж, Магомет окаянный…
. Татары спать любят…
(стоит посредине ночлежки и тупо смотрит пред собой). Чего же мне теперь делать?
. Ложись да спи… только и всего…
(тихо). А… она… как же?
Никто не отвечает ему. и входят.
(кричит). Старик! Сюда, мой верный Кент…
. Миклуха-Маклай идет… х-хо!
. Кончено и решено! Старик, где город… где ты?
. Фата-моргана! Наврал тебе старик… Ничего нет! Нет городов, нет людей… ничего нет!
. Врешь!
(вскакивая). Где хозяин? Хозяину иду! Нельзя спать — нельзя деньги брать… Мертвые… пьяные… (Быстро уходит.)
Сатин свистит вслед ему.
(сонным голосом). Ложись, ребята, не шуми… ночью — спать надо!
. Да… здесь — ага! Мертвец… «Наши сети притащили мертвеца»… стихотворение… Б-беранжера!
(кричит). Мертвецы — не слышат! Мертвецы не чувствуют… Кричи… реви… мертвецы не слышат!..
В двери является .
Занавес
закрыть
