Образ поэта в лирике Лермонтова
«На смерть поэта»
1837 год стал знаковым для истории русской литературы и культуры России в целом. В этом году умирает Александр Пушкин. Спустя некоторое время Лермонтов реагирует на событие стихотворением «На смерть поэта». Характерно, что 1837 год отмечен в классическом литературоведении как год перехода автора к качественно другой поэзии – начало зрелого периода творчества. «На смерть поэта» входит в цикл произведений о поэзии, однако, образ поэта в лирике Лермонтова складывается постепенно, пополняясь новыми смыслами.
Стихотворение «На смерть поэта» можно разделить на две части. Они различны по настроению и по способу написания. Первая часть – элегия, написанная четырёхстопным ямбом. Здесь сказано о горечи утраты. Несмотря на общее минорное настроение, вопросительные предложения достаточно резкие и язвительные, а восклицания лишь усиливают напряжённость. Уже в этом отрывке сказано, что истинным убийцей был не дуэлянт, убивший физическую оболочку, а общество, загонявшее талант Пушкина (тут образ Поэта неразрывно связан с образом Александра Сергеевича) в рамки.
«Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!»
Вновь звучит мотив одиночества, прошедший красной нитью через всё творчество Лермонтова. Этот мотив служит связующим звеном между лермонтовским понимание гения Пушкина и романтической традицией. Во второй части, имеющей сатирическую направленность, четырёхстопный ямб чередуется с пяти- и шестистопным, что делает стихотворение более живым и подвижным. Вопросительные и восклицательные интонации разбавлены сопоставлениями, задумчивым настроением, лёгким упрёком самому поэту, открывавшим свой талант невеждам. В финале стихотворения автор снова обращается к высшему свету, вновь обвиняет их в смерти поэта. Здесь говорится о Страшном суде, перед которым равны все, и на котором преступники ответят за содеянное.
«Не верь себе»
Написанное в 1839 году стихотворение «Не верь себе» продолжает тему поэта и поэзии. Образ поэта в лирике Лермонтова начинает меняться: теперь это больше не мученик, погибший от рук общества. Выбрана интересная форма повествования – стихотворение является обращением ко всем и каждому писателю либо же поэту, решившему творить. Назидательность смешивается с большим количеством романтической иронии и язвительности. Автор советует молодым писателям отрицать и подавлять творческие порывы, не прислушиваться к желанию писать, сторониться вдохновения:
«Как язвы, бойся вдохновенья…
Оно — тяжёлый бред души твоей больной
Иль пленной мысли раздраженье».
Чувства и переживания Поэта обесценятся, как только будут заключены в стихотворную форму и прочитаны широкой публикой.
«Не унижай себя. Стыдися торговать
То гневом, то тоской послушной
И гной душевных ран надменно выставлять
На диво черни простодушной».
К тому же, вполне возможно, что для описания глубины и силы переживаемых эмоций может не найтись нужных слов:
«Набрось на них покров забвенья:
Стихом размеренным и словом ледяным
Не передашь ты их значенья».
В этом стихотворении Лермонтов достаточно резок в высказываниях. Он предугадывает реакцию читателя, отговаривая Поэта быть поэтом, чтобы избежать участи Пушкина или же просто глубокой психологической травмы. Однако при этом Поэт всё равно остаётся несчастен! Итак, писатель отказывается творить и отдавать свой талант публике. Но с другой стороны, он всё равно остаётся тонко чувствующим лириком. В нём бурлят переживания и страсти, к нему приходит вдохновение, но Поэт не может поделиться этим с другими, и именно в этом и заключается его трагедия.
«Журналист, читатель и писатель»
Теме поэта и толпы посвящено стихотворение «Журналист, читатель и писатель». Тут Лермонтов предстаёт в разных ипостасях, выражая мнения каждой из трёх сторон. Непосредственно перед текстом дана небольшая ремарка в скобках, что отсылает к пьесе как форме изложения. Писатель сидит в кресле перед камином, возможно, задумавшись. Читатель стоит с сигарой, будто ожидая от Писателя чего-то решительно нового и интересного. Журналист говорит, что Писатель болен, ведь:
«В заботах жизни, в шуме света
Теряет скоро ум поэта
Свои божественные сны».
Читатель обвиняет Писателя в том, что произведения вторичны, в печатном варианте множество ошибок, а к самому журналу не хочется даже прикасаться, не облачив предварительно руки в перчатки. Писатель же не ищет оправдания, а, наоборот, соглашается:
«О чём писать? Восток и юг
Давно описаны, воспеты;
Толпу ругали все поэты,
Хвалили все семейный круг».
Несмотря на то что «Журналист, читатель и писатель» было написано более 150 лет назад, Лермонтов поднимает вполне современный вопрос: как найти баланс между заказчиком (в этом случае Журналистом), читателем и самим поэтом? Как писать так, чтобы и высшее общество и «низший свет» понимали и принимали творчество? Нужно ли писать по мановению сердца или же писать на заказ, понимая, что с каждым разом тексты становятся всё более плоскими, а темы более избитыми? Когда искусство снова станет возвышенным? Ответов в произведении не дано. Опять поднимается тема пророческой миссии поэта (последний монолог писателя). Он воображает своего читателя, чувствует его настроения и ожидания, поэт ответственен перед ним. Как и в стихотворении «На смерть поэта» финальные строки несут обличительную, критическую направленность: «неблагодарной» толпе вовсе не нужно открывать, показывать свой внутренний мир, делиться с ней одной из самых интимных вещей – своим творчеством.
Два непохожих «Пророка»
В цикле о поэте и поэзии выделяется ещё одно стихотворение – «Пророк». Следует сказать, что Пушкин в 1826 году написал одноимённое стихотворение на подобную тему. Поэт здесь мыслился пророком, призванным «глаголом жечь сердца людей». Вдохновение и способности к сочинительству представляются даром свыше, который передал влачащемуся в пустыне мученику шестикрылый серафим:
«В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул».
Кроме религиозных образов и мотивов, в стихотворении использована возвышенная лексика (архаизмы и библейские слова) для создания торжественности и возвышенного пафоса.
Лермонтов своим «Пророком» (1841) отвечает своему предшественнику, не вступая с ним в полемику, а написав «продолжение» — что стало с Поэтом, которого щедро одарили талантом высшие силы.
«С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока».
Следуя за Пушкиным, Лермонтов вводит в текст стихотворения библейские афоризмы («посыпал пеплом я главу», «в меня все ближние мои бросали бешено каменья») и книжную лексику и устаревшие словоформы: старцы, град. Но функция у этого приёма совершенно другая: показать различие в миропонимании наделённого даром Поэта и той толпы, ради которой он творит. Поэт вновь возвращается в пустыню, нищий, непонятый и чуждый этому миру. Герой стихотворения уходит туда, где его могут понять – свободное от условностей и осуждения место – на природу:
«И звёзды слушают меня,
Лучами радостно играя».
Завершающие строки выдержаны в стиле предыдущих стихотворений этого цикла: глас общества, насмехающегося над творцом, открыто презирающее его.
Поэт в лирике Лермонтова предстаёт отчуждённым, не воспринятым публикой, обречённым на вечное непонимание. Вопреки тому, что образ поэта вписывается в традиционное понимание героя эпохи романтизма, романтические противоречия поэта и толпы снимаются. Поэт и толпа сближаются, так как современная толпа порождает современного поэта, готового отвечать каждому требованию аудитории. Романтическая антитеза растворяется, вместо неё отражена попытка реалистического осмысления проблемы. В цикле М. Ю. Лермонтова о поэте и поэзии отчётливо прослеживается плавный переход от романтизма к реализму, характерный для всех писателей первой величины XIX века.
